Если мы хотим быть нигилистами, и проворачивать в мире кое-какие дела, которые кажутся прогибщику "немыслимыми" то нам очень небесполезно изучить те понятия о нигилизме, которые широко обращаются в этом самом мире. Осуществив это, мы, во-первых, покажем, чего у них всех общего, во-вторых, отметим, как человеки в этих понятиях приближаются к сути нигилизма, но все время ходят вокруг да около, и в-третьих, сможем четче увидить, что именно в капище человеческих идолов легче всего уязвимо для нигилистического удара.
Совсем немного поискав в этой области, мы обнаружим, что популярные "смыслы" интересующего слова или до никчемности размыты, или, если конкретны, осязаемы, то в конечном счете несовместимы друг с другом. Со словарными и энциклопедическими определениями тут дело обстоит немногим лучше, чем в широкой сфере популярной болтовни. Более того, мы заметим, что люди сплошь и рядом швыряют обвинение в "нигилизме" в своих противников, но в подавляющем большинстве случаев совсем не хотят называться так сами. В "нигилизме" порой обвиняют и будто бы общепризнанных "авторитетов", вроде даже... Льва Толстого [1], и такие распространенные по миру системы взглядов, как, например, буддизм - при этом приверженцы и любители последнего хотя бы там, где нужно как можно выгодней прорекламировать этот "буддизм" окружающим, от "нигилизма" настойчиво открещиваются и даже противопоставляют себя ему [2,3,4]. С другой стороны, при пытливом изучении нас не будет оставлять чувство, что у всех случаев, когда людьми употребляется слово"нигилизм", есть что-то общее, пускай и не осознаваемое до конца говорящими сторонами.
Вот три усредненных группы значений, с которыми чаще всего приходится иметь дело:
- Нигилизм - некое "отрицание" неких "ценностей", также "непризнание" неких "авторитетов". Сюда же - отсутствие неких "вер", в том числе "неверие" в некий "смысл жизни".
- Нигилизм - отрицание существования "мира".
- Нигилизм - стремление "все разрушить", "уничтожить", "обратить в ничто", "любовь к уничтожению", "любовь к смерти".
1. Первое определение часто приводится в таких видах, которые содержат в себе больше дыр, чем пределов. В самом деле, что значит "отрицание" ценностей? Отрицание того, что они существуют? Очевидно, что речь не об этом - ведь ясно, что хотя бы как представления в чьих-то головах и некие вполне наблюдаемые направления действия людей они очень даже "существуют". Может быть, точнее было бы говорить о "неприятии" ценностей, об отказе руководствоваться ими в своих действиях? Но каких именно ценностей? Вариант "всех вообще" не подходит - очевидно, что ценностей может быть столько же, сколько возможных для осуществления человеком действий, и гораздо больше. Вариант "общепринятых" - тем более, так как, в таком случае понятие "нигилизм" сдувается до чего-то наподобие "морального меньшинства", а "меньшинства" и "большинства", что не нужно долго объяснять, вещи относительные в пространстве и времени.
Тогда может быть, лучше так: "нигилизм - признание всех ценностей относительными"? Опять мимо искомого. Сказать, что какое-то свойство вещи относительно - значит сказать, что в одних взятых обстоятельствах это свойство будет характерактеризоваться одним образом, в других - другим (человек маленький по сравнению с горой, гора маленькая по сравнению с планетой; стена, белая днем, становится черной ночью). Но это не отменяет однозначности характеристики в каких-то одних строго взятых условиях. В случае же с нигилизмом мы имеем как раз строго взятые обстоятельства, где нигилист и прогибщик характеризуют одну и ту же вещь в одном и том же отношении разным образом. Прогибщик, указывая на какой-нибудь идол, например, на "Мону Лизу", говорит, что это шедевр, нигилист, в чьем восприятии она взята точно так же, отвечает, что это просто картинка, или с улыбкой заявляет, что это дерьмовая мазня (при этом мы догадываемся, что на самом деле он не пытается внушить себе гробовой уверенности ни в этом, ни в противоположном). Интуитивно мы чувствуем, что наше последнее определение нигилизма подходит к нему лучше предыдущих, и может согласоваться с правильным, но, как только что было показано, само по себе "признание относительности ценностей" недостаточно.
Все проблемы с определением "нигилизма" применительно к "ценностям" отпадут, если мы скажем, что нигилизм здесь - именно в понимании того, что того или иного способа действий можно держаться, а можно и нет. Отсюда и понятно, почему во всяком случае, где присутствует нигилизм, присутствует и относительность, но относительностью вся суть дела не исчерпывается. Ведь относительны по отношению друг к другу разные альтернативные способы действия, но для воли субъекта, которая может взяться и за то, и за это, конкретный способ действия произволен, но не обязателен, определим, но не жестко определен.
Проиллюстрируем эти определимость и произвольность поподробнее. О ценностях в смысле предметов, обладающих денежной стоимости, "биологических ценностях" в виде жизни, сытого брюха и т.п., распространяться нет нужды - настолько понятен прогиб тех, кто держится за такое как за "бесспорные ценности". Сами люди в драчках и ссорах между собой часто "обличают" друг друга в "рабстве", приписывая противникам безусловную приверженность подобному. Мы поговорим о таких "ценностях", которые сами люди описывают как нечто более "утонченное", "возвышенное", т.е. якобы имеющее некое иное основание, чем прогиб, сдача внешнему давлению; о ценностях, заявление которых часто сопровождается умственными претензиями. Такие ценности легко объединяются в две группы - "моральные" и "эстетические".
* "Моральные" ценности представляют собой плохо прикрытый случай прогиба, выражаемого в очевидных физических действиях. Там, где мораль не просто задалбливается в головы членов социума, а ее пытаются обосновывать, становится очевидно все бессилие подобных обоснований:
= Обоснование моральных действий каким угодно получением выгоды, то есть достижением желаемой цели, - для непосредственного ли субъекта или для кого другого, в ближней ли или дальней перспективе, - невозможно. Дело даже не в том, приносят ли действительно действия, укладывающиеся в "моральный" шаблон, ту или иную выбранную "выгоду". Если бы в этом заключался весь смысл морали, то, каковой она существует непосредственно в человеческом сознании и как она мотивирует человека, то мораль стала бы неотличимой от сознательного расчета. "Моральные действия" - предположим, раздача пирожков голодным деткам, перевод бабушек через дорогу, уход за больными особями - воспринимались бы выполняющим их как столь же сознательно эгоистическая погоня за желаемой целью, как, например, для наркобарыги - наркоторговля с целью получения прибыли, для наркомана - убийства и ограбления тех же бабок для добычи денег на дозу. Но вся специфика морали в том, что она не воспринимается подчиняющимся ей субъектом как целиком собственное дело: мораль обязательно должна чувствоваться как нечто давящее извне, как внешний приказ. Не будь так, в человеческом обиходе просто не существовало бы понятия "морали", вместо разных "моралей" существовали бы сплошь одни клубы по интересам и школы выгодных стратегий.
Предположим, прогибщик-моралист дошел бы до признания того, что действует исключительно в своих собственных интересах (а это так и есть, и он сам это все время ощущает - просто загоняет это ощущение в угол сознания). Такое признание нередко имеет место в рассуждениях доктринеров от философии и религии [5]. Очевидно, что в таком случае он бы расписался в наркомании какого угодно "кайфа", "радости" или "долга", то есть в очередном прогибе, в приверженности очередной неизбежно произвольной "ценности". Далее, если он не попытается городить себе иллюзий (т.е. очередных умственных прогибов) по поводу "единственности" источника этой наркомании, и если будет последовательно искренен перед самим собой, он должен будет признаться себе, что является наркоманом, как и сторонники всех иных "моралей" и вообще "ценностей". Действуя в мире ради удовлетворения соответствующей наркомании, он должен в итоге ощущать себя бандитом от морали - грабителем и захватчиком, который выжимает из мира желаемое, гнет мир под свои желания, при этом отличаясь от своих конкурентов лишь конкретным движущим наркотиком, конкретным "центром притяжения". Из приведенного рассуждения видно то, как выхолащивается понятие морали, если пытаться обосновать ее какой угодно конечной выгодой, и то, как мы моментально улавливаем сущность морали, ее подлинную собственную роль в человеческом существовании, если опишем ее, как одну специфическую разновидность прогиба. Без прогиба нет морали.
= Иногда предпринимаются попытки обосновать мораль неким "совершенно свободным" волеизъявлением субъекта. Наиболее напрашивается под эту вывеску экзистенциализм, некоторую претензию на такое обоснование содержит кантовский "категорический императив" (хотя в нем и куда ярче проглядывают черты "обоснования через выгоду"). Оставляя даже в стороне вопрос об определении "свободы", мы можем легко пустить подобные тезисы на дно. Ведь отсутствие прогиба в основании выбора того или иного действия (а именно к этому, по сути, пусть и косноязычно, призывают "свободоволисты"), только делает еще более ясной его произвольность. Будь мораль представлена в человеческом сознании таким образом, она бы и воспринималась, как чистый произвол, утратила вышеописанное своеобразие. Святое следование "моральному" долгу, основанному на произвольно выбранных приоритетах, воспринималось бы так же, как выполнение взятого перед самим собой обязательства чесать свою жопу в каждые три часа дня и ночи, и ни в какое иное время.
Уже одно то, что сами выдвигающие такое "обоснование" никогда прямо и безоговорочно не призывают к разрыву с моралью, а лишь пытаются поставить ее на новые ноги-протезы, показывает, что сами они пройти до конца путь в признании произвольности своих действий не готовы. Но тем более несостоятельными их попытки являются в свете того, что подобные "спасители морали" там, где до этого доходит разговор, защищают бесспорный "моральный" или "аморальный" статус конкретных действий: о какой бы "свободе воли" ни говорилось вначале, рано или поздно они заявят, например, что однозначно нельзя убивать, когда тебе угодно, или лгать, когда тебе угодно. Псевдо-основание морали оказывается очередной химерой, умственным прогибом в объяснении других прогибов.
= Все прочие "обоснования морали" или сводятся к двум вышеприведенным, или являются настолько беспомощными, что могут быть отброшены с порога.
* "Эстетические" ценности - такие, которым обычно соответствуют оценки вроде "красиво", "приятно", "интересно". Если в человеческом обиходе такие оценки могут быть вынесены какому-либо предмету, то почти всегда возможно вынести ему и оценки, которые считаются противоположными таким - скажем, "уродливо", "гадко", "скучно".
Явные отличия "эстетических" ценностей от моральных - в том, что приверженность им гораздо слабее и реже выражается в физических действиях, а где и выражается, это с гораздо меньшей вероятностью вступает в столкновение с основными приоритетами (наркоманиями) общества. Сейчас мы это разъясним. Трудно представить бесспорный пример "моральной" ценности, которой бы не соответствовал какой-нибудь выраженный способ физических действий: считаешь, что хорошо помогать старикам - переводи через дорогу дряхлых колченогих бабок, считаешь, что хорошо плодить детей - плоди их, коли не имеешь справки о бесплодии (соответственно, в моралях, приемлющих геронтицид и инфантицид, "моральный человек" обязан в предписанных ситуациях убивать стариков и детей). Когда кто-либо обозначает себя, как приверженца морали, но никак не выражает это в соответствующих действиях, если это возможно, такое поведение воспринимается людьми как морально ущербное, как повод для обвинения в "лицемерии", "двуличии", т.е., в конечном счете, в аморальности. Физическим действием можно считать даже высказывание, если таковое предписано соответствующей моральной ценностью - скажем, правилом всегда говорить правду, или "наставлять" других (детей, преступников) в морали. Нельзя вообразить такой "моральной ценности", приятие которой бы в своих последствиях не выходило дальше "головы", разума и эмоций субъекта. Когда через школу, дотированную "культуру", пропаганду в СМИ государство внушает своим подданным ценность "любви к Родине", цель совсем не в том, чтобы они могли млеть от чувства любви к родным осинам, развалившись в креслице - от них ждут выполнения конкретных приказаний государства, которое обозначает себя как связанное с этой "Родиной". Именно поэтому в этом контексте "любовь к Родине" - моральная ценность. Люби Родину, пидор!
Наоборот, для приверженности практически любой "эстетической ценности" вполне достаточно некой активности в пределах своей головы. Чтобы считаться любителем запаха цветочков, не нужно даже подходить и нюхать их - достаточно испытывать некие эмоции, проходя мимо них и чувствуя их запах, и хотеть повторения таких же эмоций снова. Можно выработать у себя суррогатный способ получения удовольствия, когда оно извлекается в пределах "головы" субъекта от одного лишь воспоминания о запахе цветочков, или, скажем, пирожков. Это тоже, в человеческих понятиях, вполне тянет на "любительство", остающееся в пределах эстетики и не вторгающееся в пределы морали.
Однако зависимость остается зависимостью, какой бы слабо выразимой она не была. Если некто принципиально хочет смотреть на картинку А, но совсем не хочет видеть картинки В, не имея для этого никакого основания, кроме влечения к картинке А, то он - прогибщик, и все словеса о "красоте" вторичны по отношению к сермяжному поражению, сдаче внешнему давлению там, где можно и не сдаваться. Следовательно, и "эстетические ценности" в своей неотъемлемой составляющей сводимы к прогибу, наркомании, и так же, как любой другой прогиб - неизбежно произвольны.
Дело отнюдь не всегда ограничивается одним прогибом на одном предмете "любви". Любой, живший среди людей, знает, что в человеческом обиходе эстетические оценки часто сопровождаются претензией на их обязательность, "абсолютность". Человек может и не признавать, что его любовь к конфеткам, рыбкам, картинкам или родным березкам является не более чем его личной наркоманией, такой же, как для кого-то героиновая или алкогольная. Он вполне может, напротив, утверждать, что, скажем, "Мону Лизу" все обязаны оценивать как "красивую" столь же обязательно, как и соглашаться с тем, что стена, покрашенная белой краской, является белой в свете дня. Тот, кто решает соглашаться с подобными утверждениями - т.е., по сути, убеждает себя, что произвола нет там, где на нем все и основано - совершает очевидный прогиб. Базовый эмоциональный прогиб дополняется умственным.
Подчеркну, дополнительный прогиб возможен и распространен, но не обязателен. "Эстетические ценности" - это прогибы из сферы, где какое угодно выбранное действие не вступает в противоречие с главными прогибами общества. Именно это и есть главное определяющее свойство "эстетичного". Частая же "нематериальность" проявлений приверженности к нему вторична: это как раз потому, что приоритетные наркомании общества требуют действий в физической сфере, не лезущие в нее наркомании и оказались успешно загнаны за забор резервации "эстетики" (хотя они и не единственные ее обитатели). Любовь к цветочкам или пирожкам не мешает самосохранению человеческой популяции (читай - обслуживанию наркомании самопродления во времени), в отличие от неограниченной любви к убийству. Поэтому в вопросе любви к цветочкам или пирожкам общество предоставляет каждому субъекту дрочить, как он хочет (и в том числе - выносить оценки), а по вопросу о том, кого и когда можно или нельзя убивать, действует физическое общественное принуждение и существует мораль. Поэтому и оценки "честно" и "неинтересно" воспринимаются людьми, как относящиеся к разным областям. Более никакого различия между "моралью" и "эстетикой", кроме описанного, нет.
Вскрыв произвольность в основании каких угодно "ценностей", и прогиб в основании потуг придать им "абсолютность", мы осуществили нигилистический поступок. Такой же акт нигилизма мы совершим, если будем на глазах прогибщика взрезать, потрошить его "ценности", указывая на произвольность в каждой из них, или будем указывать ему на то, что он, действуя "морально", творит такой же произвол, как те, кого он считает "преступниками" да "злодеями". Любишь детишек? А я так же люблю их мертвыми, и от этого я ничем не "хуже", чем ты. Хочешь роз и мороженого с шампанским? На-ка говна и расчлененки, эти вещи тоже много кто обожает! Считаешь, что кормя бомжей, творишь "добро", действуешь "бескорыстно"? "Бескорыстности" не бывает, ты так же используешь их для своих целей, как если бы вместо еды пихал в них хуй. Преклоняешься перед "шедеврами искусства"? Ты обыкновенный задрот, ничем не лучше тех, кто может кончать только на рисунки с еблей человекообразных зверьков. "Герой войны", ходишь, щеголяя погонами, государственными орденами и медалями? Ты обычный мочила, просто поработавший на очень большую и богатую кодлу. Ты "пацифист"? Считаешь, что придерживаешься "ненасилия", проповедуя за какое-то состояние вещей, именуемое "миром"? Ты простой насильник, гнущий людей и вещи вокруг под свои желания, только, может быть, зубов и дерзости у тебя поменьше, чем у других.
- Подпись автора
Нет Бога, кроме Господина нашего Дьявола...
http://diabolism.blogspot.com/ - статьи о Дьяволизме
Вот он и улучшает настроение, карябая всякую херню в и-нете)))))
